СОКРОВИЩЕ, КОТОРОЕ ВСЕГДА С ТОБОЙ
Часть 1 Ехать явно не хотелось, причем, ехать Бог знает куда. Только устроился на спокойную работу, как тут же все бросай! И что это шеф решил оказать ему такое доверие?! Сколько более опытных сотрудников, точнее, сотрудниц просиживает, если так допустимо сказать, юбки на непыльной работе. Так вот, позвал шеф к себе в кабинет. Скромно стучусь в его начальническую дверь по-старомодному обитую дерматином. Слышу негромкое: "Войдите". Сидит наш уважаемый Старик, свесив набок брюшко в старинном кресле в углу, а не за своим огромным, как взлетное поле, старинным столом черного дерева. Понимаю -- будет разговор по душам. Кое-какие повадки шефа я уже изучил. Показывает по-барски рукой на старенький, какой-то весь высохший, диван, обтянутый выцветшей от времени кожей, в котором я ужас как невзлюбил сидеть с первых своих дней работы в областном краеведческом музее. Просто почему-то мне казалось, что стоит только на него присесть, как сам превратишься в высушенную мумию. Этакий диван-вампир, диван- похититель душ. - Э - э - э - э, - начал свою "песенку" шеф, которого по документам величали как Виктор Викторович Болдовский, а в музейном обиходе за глаза звали просто Старик, - ты, Петруша, с самого начала не привыкай к сидячей работе - в мумию превратишься. От таких инсинуаций меня прямо-таки передернуло -- ну и сравненьице! В совокупности с моими впечатлениями от старого дивана времен, наверное, Петра Великого. - Это удел пенсионерок водить по нашему пыльному музею забредших сюда от нечего делать таких же ископаемых индивидуумов, - Старик мелко захихикал и, прокашлявшись, закончил свою мудрую мысль: - Они, наши старушки - экскурсоводы, больше ничего путного делать не умеют. Как несли, так и несут одну и ту же ахинею, заученную со времен Очакова и покоренья Крыма. Не тебе, Петруша, с умным видом пыльные бумажки с места на место перекладывать. Э-э-э-э, тебе, человеку молодому, бывшему, как я знаю, армейскому спецназовцу, если так можно выразиться, нужна оперативная работа. Фонды, дорогой Петруша, пополнять нужно, экспозицию обновлять! Честно сказать, это уменьшительно - ласкательное произношение моего имени меня несколько напрягало, но у Старика такая придурь и ко всем, кто ниже его рангом он обращался именно так. Но когда в музее объявлялось начальство, что тут начиналось! Как говорится, общий "шухер" с "надраиванием" до блеска паркетных полов. А как Старик прогибался перед начальством, которое важно, не глядя по сторонам, буквально шествовало через музей. А Старик, Старик! Откуда такая гибкость позвоночника! Казалось, сейчас расшаркается на скользком паркете. Как бы не поскользнулся и не покатился под ноги начальству. Даже боязно за этого немолодого человека становится. Да и как-то обидно за Старика -- как можно опуститься до такого низкопоклонства! А Старик все бубнит: - Вот и поезжай в командировку. Как говорится, С Богом! Твоя задача -- поиск исторических документов, каковые могут стать новыми экспонатами для нашего музея. Сам, небось, шепчешься со своим приятелем Старкиным -- быстро же вы сошлись -- о якобы моей зашоренности, неспособности воспринимать новое... В этом месте я, как мельница, замахал руками, мол, Боже избави! Но Старик остановил меня одним мановением руки и спокойно продолжил: - Не дождетесь! Есть еще порох в пороховнице! Буду писать научную работу, да я уже практически начал. И речь пойдет не о какой-то руководящей и направляющей, а о истории известнейшей не только в тогдашней нашей губернии, но во всей России дворянской фамилии. Ты уже догадался? Да, хочу написать о князьях Боркиных. Я слушал Старика, и взгляд мой непроизвольно обегал пыльный кабинет шефа. Этот кабинет, вся обстановка в нем, были таким же историческим казусом, как и сам шеф. Все это давно уже нужно было сдать все в утиль или, точнее говоря, переместить в экспозицию музея. Здесь бы пришелся ко двору и сам шеф -- почти восьмидесятилетний старик -- и его покрытый, казалось, пылью веков безразмерный стол, замшелые кресла, диван, фикус в огромной кадке и пожелтевший графин на столе. Да и в самом музее, казалось, время застыло и само стало здесь экспонатом. Ведь здесь ничего не менялось лет уж этак 40. Вот только снимки на стендах и подписи под ними выцвели. А вместо иных зияли темные прямоугольные пятна не выцветшей материи, обтягивавшей замшелые стенды. Да и не стало макета шалаша в Шушенском. Но казалось, что его где-то заботливо хранят и при необходимости снова водрузят на место, как и пропавшие снимки. Где-то попрятали и многочисленные бюсты бессмертного вождя мирового пролетариата. Правда, один, причем довольно крупных размеров, притаился в углу, за шторой, из-за которой торчит только нос. Бдит... - Простите, что перебиваю, - наконец и я смог вставить слово в непрерывающийся поток речи шефа, - Старкин, то есть Николай Иванович, меня в курс дел вводил. - Знаю я его курс, - пробурчал недовольно шеф, - метит прямехонько в мое кресло. Не дождется! Твой Николай Иванович двадцать лет в нашем музее, а все по-прежнему старший научный сотрудник. И ты такой судьбы желаешь? Так оно, видимо и будет -- не вижу рвения в работе. Честно сказать, мне не улыбалось оставить такую тихую пристань, как областной краеведческий музей. После обычной средней школы это показалось местом обетованным. Почему? В школе я вкалывал целый учебный год, и это место показалось мне скучнейшим местом в мире, где бессмысленно повторяют азбучные истины. Почему бессмысленно? Да просто они никому не нужны. Если два ученика слушают твой конспективный пересказ учебника, то и это уже достижение. И этим двоим, не занятым, скажем, пиликанием на "мобильнике" или болтовней с соседом или соседкой по парте, хотелось бы сказать больше, но как это все вложить в 45 минут. Ведь всю программу нужно втиснуть в прокрустово ложе учебного плана. Просто часов на гуманитарные дисциплины отводится все меньше. Вот и попробуйте рассказать все обо всем в строго отведенное время. Да еще и заинтересовать учащихся своим предметом. И тогда пресловутые 45 минут превращаются в каторгу. И тогда начинаешь нервно посматривать на часы -- когда это, наконец, кончится? А когда-то история казалась мне учительницей жизни. Казалось, вот где собака зарыта. Ведь все так просто -- изучил опыт поколений и живи разумно, хотя бы не наступая два раза на одни и те же грабли. Так нет же, каждое поколение людей совершает все те же ошибки. Да что там поколение, человечество не может учиться на собственных ошибках! Тогда зачем пичкать незрелые умы учеников никому ненужными датами? Им ,бедолагам, хоть бы как-то со своими проблемами разобраться. Ведь детство, отрочество, юность -- это движение на ощупь в темной комнате, натыкаясь на острые углы. А здесь еще гормоны в голову "шибают", а в жизни все не так, как учат в школе. Вот и пожалел я, что в армии контрактником не остался. Там хоть все предельно понятно. Я - начальник, ты - дурак. Ты - начальник, я - дурак. Это конечно, упрощенно, но суть ясно выражена. Здесь своя система ценностей и координат, в которых легче ориентироваться. А на гражданке настоящий хаос. Каждый норовит тебе на ногу наступить. А ты даже не знаешь, кому можно сказать все, что ты о нем думаешь, а кому--нет. И зачем нужно было "париться" пять лет в институте на истфаке, чтобы вытирать сопли балбесам-переросткам? Но, как говорится, вернемся к нашим баранам. Старик все щеки раздувает. Интересно, куда это он меня хочет "запузырить"? Неужели опять нужно срываться с тепленького местечка и тащиться в какую-то Тмутаракань. И вот Старик, после бесконечного монолога, решил, наконец, выложить карты на стол: - Поедешь в Зубово. Эту точку на карте я знаю -- заштатный городишко, в котором даже гостиницы нет, и куда даже автобусы не ходят. Там куры гуляют по центральной улице, а на обочинах пасутся козы. Откуда я знаю? Да просто у меня оттуда бывший однокурсник и я к нему в годы учебы в институте ездил в гости. Да, еще там одна однокурсница проживала. Так себе -- серая мышка. Вроде, ко мне неровно дышала. Но что мне до того -- она жила не в Париже. Вот только что я в том Зубово найду? А Старик, будто подслушав мои мысли, извещает: - Прошел слушок, что какой-то неизвестный житель этого Богом забытого места ищет покупателей на каким-то образом раздобытый им архив князей Боркииных. Ты спросишь, откуда он его выкопал? Вот это и для меня вопрос. Как ты знаешь, в Зубово находилось имение князей Боркиных и большой дворец, который теперь позабыт-позаброшен. Но когда-то, еще в 70-х, здесь, во дворце, тогда еще находившимся в более-менее нормальном состоянии, был детский дом. Может, кто-то и раскопал в те времена архив и хранил у себя. Но старое поколение уходит, а молодое желает иметь не какие-то иллюзорные духовные ценности, а звонкую монету. - Как я понимаю, Виктор Викторович, - встрял я, - архивчик может стоить изрядных денег? - Да он и стоит, - захихикал шеф, - да вот только продать его жителю затрапезного города в официальном порядке нет никакой возможности. Конечно, на черном рынке можно за него отхватить, но только нужно еще иметь определенные связи. И ненароком могут, как это говорится, бритвой по шее -- и в колодец. А мы можем предложить твердую государственную цену -- пять долларов за один документ. Что хмыкаешь? Государство больше себе позволить не может. Зато жив, бедолага, останется, да и какие-то деньжата в кармане. Вот тебе, Петруша, и нужно отыскать этого неизвестного продавца и убедить его не рисковать, а договориться с государством. Все было предельно ясно и я, раскланявшись с шефом и заверив его в том, что приложу все силы, чтобы выполнить "боевое" задание, отправляюсь в бухгалтерию музея, чтобы выписать командировочное удостоверение и получить причитающиеся мне "монеты". Но, к моему глубочайшему удивлению, наш главный бухгалтер Валетина Васильевна Цыприкова с нескрываемым удовольствием проинформировала вашего покорного слугу, что денег на командировочные расходы нет. И что это за болезнь "красных глаз" у главных бухгалтеров! Не из их же собственного кармана будут платить. Так нет же, как преданные церберы стерегут государственные денежки. При этом, как говорится, всей душой болеют за дело. И смотрят на каждого, кто приходит в бухгалтерию, как на досадную помеху в деле сохранения государственных богатств. Мол, много вас таких, желающих растранжирить, присосаться, урвать и т.д. Я иду к Старику с самым решительным видом. Как это так, меня направляют в командировку, а главный бухгалтер денег не дает? Старик меня успокаивает, мол, не нужно так волноваться. Все решим. Вызвал главного бухгалтера. Та с места в карьер "заверещала" о том, что лимит, выделенный на командировочные расходы, использован. Если, мол, вы, уважаемый Виктор Викторович, хотите неприятностей от финансистов, то, пожалуйста. Старик, конечно же, неприятностей не хотел, поэтому "главную бухгалтершу" отпустил, как говорится, с Богом. Потом посидел, задумчиво подпирая свою большую лысую голову двумя руками, покряхтел. И выдал "на гора": - А ты, Петруша, поезжай так. Зачем тебе командировочные? Все равно гостиницы в Зубово нет, да и все расходы я тебе покрою - даю руку на отсечение. А ты поезжай спокойно! Рабочие дни я тебе буду ставить, и вот тебе немного денег на первое время. Старик вытаскивает бумажник и отслюнивает мне несколько кредиток. Но, как говорятся, дареному коню в зубы не смотрят. Нужно, так нужно. И все же хотелось бы мне посмотреть на Старика без руки. Это еще то зрелище! Чем же тогда он будет подпирать свою огромную лысую голову. Одна рука не выдержит, придется делать какую-то искусственную подпорку. Скажем, из пыльной пальмы, что спокойно дремлет в углу кабинета и не знает, какая судьба ее ждет в будущем. Хоть и не желал я, Петр Сергеевич Слепцов, двадцати шести лет от роду, в браке не состоял, живу с родителями, отправляться в путь, но, как говорится, обстоятельства всегда сильнее нас. Просто я предпочитаю оседлый образ жизни. По знаку Зодиака я рыба, но озерная, любящая тихую заводь. Вот только не люблю быть никому обязан. С женщинами мне не везет по жизни. Да и быт у меня без того обустроен -- в тылу родители-пенсионеры с трехкомнатной квартирой. Ведь только если у мужчины не все дома, он приводит туда женщину. Итак, пора в путь дорогу, дорогу дальнюю, дальнюю. Единственный транспорт, который ходит в Зубово, -- попутный. Просто этот населенный пункт как-то очень уж в стороне от торных дорог. Не повезло Зубово. Кругом этого населенного пункта раскинулись обширные болота и озера. И не раз местные власти пробовали проложить туда дорогу. Сначала все было хорошо, но стоило приблизиться к болотам, как начинались неприятности. Как оказалось, дорога в болоте буквально тонула. И, говорят, в прошлом году здесь, в буквальном смысле этого слова, утонул колесный трактор. Одним словом, не Зубово, а какой-то Бермудский треугольник. И очень не хотелось остаться, как тот трактор, там навеки. Осталась одна надежда, что кто-то подбросит до этого уникального в своем роде населенного пункта. Хоть у приятелей своих дел "невпроворот". Всех уже "запрягли", теперь крутятся как белка в колесе. Сделал пару звонков, но кругом отказ. Плюнул. Родители также безлошадные. Так за всю жизнь и не заработали на хоть бы отечественную легковушку. Да и откуда взяться, когда отец и мать всю жизнь "ишачили" в школе. Ну, конечно, бывшие ученики поздравляют их с днем рождения и Днем учителя. Вот только, как говорят в народе, "спасибо" на плечи не наденешь и в стакан не нальешь. Кстати, я потянулся на истфак под влиянием отца. Но через два года учебы стал сомневаться в правильности своего выбора. Еще чрез год понял, что педагогика -- это не мое призвание. Но как-то дотянул до окончания. Просто до этого я успел-таки отслужить в армии, и чувство долга не позволило мне обидеть родителей. Вот теперь я имею то, что имею. Мои одноклассники "в столицах" или, на худой конец, закрутили солидный бизнес. А кое-кто даже в областной администрации штаны протирает. Один я непутевый. Все, пора собираться. Отыскиваю на антресолях пыльную сумку и вручаю матери -- теперь дело техники. Правда, мать собрала меня, словно в полярную экспедицию. Отец только улыбается, почитывая газету на диванчике. Я, правда, пытался сделать отвод некоторым предметам одежды и продуктам питания, но, наткнувшись на сопротивление матери, привычно сдался. Правда, потом потихоньку от всего, что считал лишним, избавился. Такая уж у меня привычка идти по пути наименьшего сопротивления. Да и спорить с педагогом... Позвонил на автовокзал, узнал, когда отходит автобус на Славное. Это районный центр, от которого до Зубово "рукой подать". На автовокзале привычная суета. А вот и мой автобус. Крылатая машина -- старенький, как принято говорить, "мягкий" "Икарус", видимо, купленный у соседей по социалистическому лагерю еще до "великой перестройки". Машина, запыхтев, тронулась с места. В салоне с пяток пассажиров. Все какие-то серые личности. Интересно, куда деваются красивые молодые девушки, которых так часто показывают по телевизору? Будто они в пыльных автобусах никогда не ездят. Будто по небу летают, как бабочки. Нормальный автобус. Вот недавно пришлось прокатиться на стареньком "ЛАЗе", так было такое ощущение, что выхлопную трубу провели прямо в салон. А водитель все поддавал "газку", пока я "не упрел индо озимые". Покинул я это средство передвижения с головной болью и отрицательным отношением к раритетам в области транспорта. Предпочитаю современную технику. Как известно, время в пути тянется медленно. Это только счастливые мгновения быстро пролетают. И все же, часа через три за окном замелькали серые дома районного центра. Славное. Автобус залихватски затормозил и со скрипом встал, как вкопанный у, перрона автостанции, видимо, недавно отремонтированной и сиявшей свежей краской. Я вышел на перрон. Набитая сумка прилично оттягивала руку. Здравствуй славный город! Теперь куда и как? Но, как говорится, язык до Зубово доведет. Поплутав по улицам притихшего городка, я уже шагал по дороге, которая, как объяснил мне мужичек в резиновых сапогах и телогрейке, ведет в искомое место. Закончились почерневшие заборы, старенькие деревянные и кирпичные дома и даже поселок двух - и трехэтажных особняков и потянулось унылое осеннее шоссе серого выцветшего цвета с черными асфальтовыми заплатами. Топаю по нему, словно заправский путешественник. Правда, вот руку сумка оттягивает. Прохладно. Начало апреля, а такая неприветливая погода. Да и дождик начал моросить -- такой мелкий, противный, будто осенний. Ветер холодный, пронизывающий. Чувствую: ноги начинают промокать. В носу захлюпало. Так захотелось вернуться домой. Я представил, как залег бы на диван, укрывшись пледом, и смотрел телевизор "до помутнения разума". Но все это мечты. Суровая действительность напомнила о себе. Все же нужно было послушаться матери и не одевать в дорогу летние туфельки. Да и кепчонку какую-то прихватить не помешало. На крайний случай и зонт бы сгодился. Да вот решил "выпендриться". И ни одной попутной машины! Словно, в Зубово никому и не нужно. Действительно, какой-то выморочный городишко, коль туда даже и машины не ходят. Наконец-то что-то загудело вдали. Я обернулся и присмотрелся. Какое-то транспортное средство, но пока не разобрать что это. Встал на обочине и, как заправский путешественник автостопом, выставил руку. Ага, "ЗИЛок". Вот он уж совсем близко -- и, обдав смрадом выхлопных газов, проносится мимо. Только и успеваю заметить, что в кабине людей, как в бочке сельди, а водитель жестом показывает, мол, извини, приятель. Только мне от этого не легче, тем более, то уже, по-видимому, скоро начнет смеркаться. Какой дурень остановит машину в темноте, чтобы подобрать неизвестного путника? Наверное, придется отшагать все 18 километров до Зубово. Вот так перспективка! Говорил же себе, что нужно раньше выбираться в дорогу, но все не мог оторваться от телевизора. Уже и мать начала ворчать, мол, куда на ночь собрался. Да какая там ночь -- только 11.30 и было. А дождь по-прежнему все моросит, кажется, уже и за шиворот потекло. Еще больше похолодало. Ветер куртенку продувает, холоднющий! Конечно, не май месяц, а только начало апреля. Да еще такой холодной весны - снег только недавно сошел. Но не пристало добру молодцу отступать, тем более что уж пройдено больше, чем осталось. И если назад повернуть, придется больше расстояние пройти, чем до Зубово. Вот из этих соображений и шагаю невесело по старой асфальтовой дороге. В прореху синих облаков заглянуло заходящее за горизонт солнышко, будто последний взгляд бросило на серую, унылую дорогу. За невеселыми мыслями и воем ветра не услышал, как сзади подлетела легковушка, и, уже промчавшись мимо, взвизгнула тормозами. Старенькая белая "копейка". Открываются двери и из "коробушки" слышен женский голос: - Петр, садись! "Вот это да, -- промелькнуло у меня в мозгу, -- не успел приехать, как меня уже вычислили. Что за агент влияния? Хоть бы собой была хороша..." Но выбора не было, и я втиснулся в салон автомобиля. Потом так сильно хлопнул дверью, что старенькая колымага чуть не рассыпалась. Виновато посмотрел на водителя. Ого! За рулем сидит девушка, кажется, красивая. Хоть, как говорится, в темноте все кошки серы. Но эта так точно блондинка. Это даже в тусклом свете позднего вечера видно. Для меня эта "масть" роковая. Еще в четвертом классе влюбился в одну блондинку, но так и не дождался взаимности, пока школу не закончил. А после -- лови ветра в поле. Разлетелась стайка школьных красавиц и утонула в омуте жизни. В институте я повторил свой прежний горький опыт -- и опять с тем же нулевым успехом. Но, как говорят умные люди, только дураки учатся на чужих ошибках. Шутка. И снова наваждение! Да еще, если глаза не обманывают, такая симпатичная девушка. А каким ароматом от нее дохнуло -- ну, райские кущи. Погиб! Совсем погиб! Вот так, в полутьме, фантазия за меня все дорисует. - Что примолк? -- поинтересовалась таинственная незнакомка, через какую-то минуту молчания. Видно было, что с машиной она управляется привычно ловко. А на меня такие дивы действуют неотразимо. Вот только, откуда она меня знает, если ее, вроде бы, не встречал. - Ну, это, погодка сегодня паршивая, - промямлил я, сгорая от стыда за свое косноязычие и нулевую находчивость. А в ответ слышу и ушам своим не верю: - Узнаю фирменную находчивость Слепцова. - Ну да, погода паршивая, спасибо, что подвезли, - мямлю я. - Как вижу, дружок, ты меня не узнал! -- хозяйка "копейки" надавила на тормоза, и машина встала, как вкопанная. Девушка помолчала, а потом совершенно серьезно добавила: - Если ты и сейчас меня не узнаешь, то придется топать до Зубово пешком. Я вгляделся в лицо таинственной и агрессивной незнакомки. В полутьме, а за окнами автомобиля быстро темнело, оно мне показалось очень красивым. Прямо-таки неземная красота. Постой, постой ... Да это же Марина! - Вижу: узнал! -- смеется моя спасительница. -- Ну, рожай! - Марина, Марина Кострова! -- выдыхаю я, еще не веря самому себе. - Можешь соображать, если захочешь! -- смеется Марина. - Да я тебя почти сразу узнал, - делаю я хорошую мину при плохой игре. -- Мы с тобой чуть ли на одной скамейке в институте сидели. - Сидеть сидели, - гнет свою линию Марина, - но вот только тебе всегда было не до меня. Все за Ковалевой ухлестывал. А я по тебе пять курсов сохла. У, глаза б мои не смотрели! Ладно, проехали. Расскажи, как теперь поживаешь, чем занимаешься? Кстати, я, после неудачи с тобой, в блондинки подалась, как твоя незабвенная Ковалева. Кстати, ты на ней хоть женился? - Куда там! -- махнул я рукой, - она себе мужа состоятельней отыскала. - Ну а ты? - Я пока гуляю -- ищу свою половинку, - выдавливаю из себя. - Когда найдешь, скажешь? -- косится на меня Марина. - Хорошо, - улыбаюсь невесело. Помолчали. От этой нечаянной встречи в душе смятение. Вот бы не подумал, что Марина Кострова "западала" на меня. От этого даже чувство гордости зашевелилось в моей душе. Вот я, оказывается, какой. А я о себе так уничижительно... - А ты замуж не вышла? -- с некоторым опасением, кстати, несколько неожиданным даже для самого себя, интересуюсь. - Ищу свою половинку, - смеется девушка, а потом, будто опомнившись, интересуется: - Куда тебя несет в такую непогоду? - Добираясь, как ты уже поняла, в Зубово. Ты, кажется, оттуда родом... - Смотри, запомнил хоть что-то обо мне! -- кивает головой, как мне показалось, не очень весело Марина. Пока так мило беседуем под гул мотора, взгляд мой мимо воли пробегает по лицу девушки. А мы с ней один раз чуть не поцеловались. Было это на археологической практике. Я тогда со Светкой Ковалевой поссорился. Та с Кузьминым Колей сидит вечерком на скамеечке и мирно беседует, не обращая на меня никакого внимания. Я нарезаю круги вокруг. Она -- ноль внимания. Тогда я подхватил Марину под руку и потащил из круга света от горящего костра. Девушка сначала сопротивлялась, мол, иди, помирись со своей Ковалевой. Наконец вырвала руку, но к костру не вернулась. Она немного впереди, я следом идем к реке через лесок, между темными, поросшими соснами, курганами, которые мы собственно и раскапывали. А вот и высокий обрыв и чуть видимая в темноте гладь реки с отражающимися в ней звездами. Уже и туман поднимается по течению. Здесь мы и остановились. Стоим, молчим. Тревожно как-то мне. Вот Светку свою там оставил. Но и зло разбирает -- поделом ей, моду взяла надо мной издеваться. То в объятиях тает, то в упор не замечает. Опять подхватил я в тот сумасшедший ветер Марину под руку. Ничего, стерпела. Тогда повернул к себе девушку - и ищу ее губы. Уклонилась, вырвалась, убежала назад, к далекому костру. Постоял тогда, повздыхал и вернулся к костру. Вот такой вот интимный опыт был у нас. Марина -- девушка боевая. Если не по ней -- не будет терпеть. Скажет прямо. Эта черта мне в ней нравилась. С ней, казалось, было всегда просто. Казалось... - А что тебе нужно в нашем забытом Богом городишке? -- нарушила молчание девушка.Продолжениеhttp://samlib.ru/
